Марина Москвина

«С ПУШКИНЫМ НА КОЛЕНЯХ»

 

2005

 

Беседу с писательницей Мариной Москвиной я начал с церемонии заваривания чая. Посвятив путешествиям по Востоку несколько своих книг, Марина очень внимательная к деталям…

 

 

Что главное в чайной церемонии?

Когда начинается чайная церемония, каждый сначала заглядывает в самого себя, смотрит, чисты ли его мысли, как он вообще себя чувствует, хороши и гармоничны его отношения с миром. После этого медленно-медленно он идет чайным садом мастера. А чай… Чай в чайной церемонии—это не самое главное.

Твои книги «Изголовье из травы» о Японии, «Небесные тихоходы» об Индии, «Дорога на Аннапурну» о Непале посвящены юношеству. Что дают тебе эти поездки?

Все эти поездки я совершала со своим мужем художником Леонидом Тишковым, который потом мои книги и проиллюстрировал. Видимо какая-то связь с Индией у меня присутствует уже изначально—потому что когда оказалась в Индии, мне показалось, что я нахожусь именно под тем небом, под которым я когда-то очень много была. На Востоке ведь существует традиция: прежде чем выйти из дома, человек должен сосредоточиться и подготовиться к контакту с другими людьми. То есть не выходить просто так. Если ты сосредоточился и понял, что един со всеми людьми, что един со всем миром. Если же ты будешь чувствовать, что все замышляют что-то недоброе против тебя, то как только выйдешь, сразу попадешь. Мир—это зеркало того, что с нами происходит. Мир такой, каким ты его создаешь в своем воображении. Вот у Ричарда Бака есть такой диалог замечательный, когда Мессию спрашивают: «Сколько миров?» А он отвечает: «Миров столько, сколько людей на земле».

Твоя книга «Мусорная корзина для алмазной сутры» проиллюстрирована фотографиями из семейного архива. Почему?

Эти фотографии сберегла моя мама. К сожалению, год назад ее не стало, и я тогда у нее на балконе нашла сумку со старыми фотографиями. Она мне говорила, что у нее есть очень богатый архив деда Степана. Наш дед Степан был удивительным человеком, своеобразным Кампанеллой. И написал даже книгу «Путь к коммунизму». Звали его Степан Степанович. Он был мастером создания ситуаций, озадачивающих мирян: то он упал с самолета—самолет потерпел крушение и он упал с самолетом, была еще история—он хранил большое количество листовок в ящиках, и когда к нему пришли с обыском, он начал эти листовки есть…

У тебя дома есть своего рода книжный алтарь. Что в нем ты хранишь?

Моя мама была журналистской и работала в радиостанции «Юность». Здесь собраны книжки, которые были ей бесконечно дороги. Вот смотрите—это книга Ива Монтана. Она сохранилась с 1957 года, когда в Москве был первый фестиваль молодежи и студентов. Мама записывала тогда на радио передачу с Ивом Монтаном и с Симоной Синьоре. Они без конца ссорились. Мама все время их мирила. Наконец Ив Монтан вырвал свою руку из рук жены и ушел, а Симона села на стул за кулисами и заплакала, она рыдала, утирая слезы платком. Мама подошла к ней и сказала: «Симона, у вас платок весь мокрый! Держите мой!» И вот этот весь в слезах розовый кружевной платок Симоны Синьоре мама потом сохранила и бережно вложила в книгу Ив Монтана. Она хранила его всю свою жизнь. Или первый том  собрания сочинений Паустовского. На радиостанции «Юность» надо было немедленно записать какой–то текст о мечте. Ведь это были очень романтические времена—60–е годы. Люся садится в автобус звукозаписи и едет в Тарусу к Паустовскому. Шел тот же 57–й год. И она заходит к нему со своей громадной группой и говорит: «Константин Георгиевич, мы хотим записать ваше слово о мечте». Он просто с ума сошел—говорит—садитесь, пожалуйста, пейте чай, кушайте котлеты—только не заставляйте меня ничего делать. Но она упросила его—сидела с его котом, говорила с сыном и вот эта надпись—«Люсе Москвиной, настойчивой и милой». У нее были книги, например, Коненкова, который жил у нас во дворе, а мы жили тогда в большом доме в Гнездниковском переулке, и он писал ей восторженный посвящения. А папа в пятьдесят седьмом году для издательства «Географическая литература» перевел книгу книжку о путешествии парижского врача Клоди Файен. Она работала в Йемене, лечила арабов. Книга так и называлась—«Французский врач в Йемене». Это уникальная книга и после нее мы надолго подружились с Йеменом и Францией, Клоди нас разыскала через Эренбурга, бывала у нас в гостях, а папа бывал у нее. Послала оказии из Франции. Папа—доктор исторических наук и до сих пор пишет книги.

А сохранились твои детские книги?

—Меня научили сразу научили читать, чтобы я ни к кому не приставала. Вот книга Николая Чарушина «Невиданные звери» с рисунками автора.  Или вот—Геннадий Снегирев «Бобровая хатка». Снегирев был большим другом мамы. Он был геологом и совершенно случайно стал писателем—пришел к ней на радио с большой тетрадкой, исписанной своими рассказами с жуткими ошибками. Потом он подарил ей книгу с трогательной надписью—«Люси от Гены Снегирева с океаническим приветом». Именно так—«Люси». Анастасия Цветаева тоже подарила нам свою книгу «О чудесах и чудесном»—«Семье Тишковых с показанием чудес на яву, как в этой книге. Храни вас Бог. Анастасия Цветаева. 1998 год»

А что это за Пушкин у тебя на коленях?

Я сшила эту большую куклу для одного спектакля, который показывался в Германии. В спектакле мальчик превратился в Пушкина. Сцена длится ровно одно мгновенье, но шила этого Пушкина я целый год и теперь не расстаюсь с ним.